Когда в Ашкелоне Глузман мыл автобусы, юный деревенский парнишка из-под Газы рассказывал о высоком уровне нравов в их обществе — нет алкоголя, падших женщин и танца живота, заразы этой египетской, запретить бы каирские каналы, но невозможно это. Сидел рядом на лавочке водитель Автобусной Компании из той же Газы, сидел молча как и положено достойному господину, а потом не выдержал и засмеялся. И говорит на хорошем иврите парню:
— Эх, ты! Деревня! Я из Газы, я из Газы! Что ты знаешь о Газе?! В ГАЗЕ ЕСТЬ ВСЁ.
Смутился Васька — парнишку на мойке Васькой звали, он и не возражал. А христиане, спрашивает Глузман, у вас есть? Васька цедит нехотя, что да, есть несколько десятков семей, сидят тихо и не рыпаются, только ваша армия их и защищает. А когда вы уйдете, мы их вырежем. Они это знают и не рыпаются.
Славный был мальчик. Чистый умом как акын. Что думает, о том и поет. Как-то пришел и с гордостью заявил, что он начал алеманский учить.
— И что ты по-алемански уже знаешь? — спрашивает Глузман.
— Гитлер, — отвечает Васька.
— А еще что?
— Больше ничего, только Гитлер.
— А зачем ты решил алеманский выучить?
— Потому что Гитлер убил шесть миллионов евреев.
— А почему же ты, Васька, не идешь за десять долларов камни кидать? — допытывался как-то Глузман.
— Десять долларов за два часа непыльной работы это конечно хорошие деньги, — говорил Васька, — Но очень много препятствий для такого трудоустройства. Неженатый отдает оцу весь дневной заработок. И без согласия отца нельзя записываться в камнеметатели. Потому что если поймают, а ловят солдаты хорошо, то сначала долго бьют ногами, потом дело заводят, и всю родню заносят в черной список и лишают пропуска на работу в Израиле. У кого пропуск есть, ни в жизнь не согласится, чтобы дети в камнеметатели пошли, а если по дурости согласится, то перед братьями и стариками ответ держать должен, и не поздоровится ему. А если какой мальчишка без спроса камни пошел кидать — убьют. Так что десять долларов зарабатывают только там, где родня в черном списке мыкается.
( дальше )
в продолжение тюремных записок из Мегиддо Варенье, Радостная история в королевстве Хуатянь и Двадцать шекелей
— Эх, ты! Деревня! Я из Газы, я из Газы! Что ты знаешь о Газе?! В ГАЗЕ ЕСТЬ ВСЁ.
Смутился Васька — парнишку на мойке Васькой звали, он и не возражал. А христиане, спрашивает Глузман, у вас есть? Васька цедит нехотя, что да, есть несколько десятков семей, сидят тихо и не рыпаются, только ваша армия их и защищает. А когда вы уйдете, мы их вырежем. Они это знают и не рыпаются.
Славный был мальчик. Чистый умом как акын. Что думает, о том и поет. Как-то пришел и с гордостью заявил, что он начал алеманский учить.
— И что ты по-алемански уже знаешь? — спрашивает Глузман.
— Гитлер, — отвечает Васька.
— А еще что?
— Больше ничего, только Гитлер.
— А зачем ты решил алеманский выучить?
— Потому что Гитлер убил шесть миллионов евреев.
— А почему же ты, Васька, не идешь за десять долларов камни кидать? — допытывался как-то Глузман.
— Десять долларов за два часа непыльной работы это конечно хорошие деньги, — говорил Васька, — Но очень много препятствий для такого трудоустройства. Неженатый отдает оцу весь дневной заработок. И без согласия отца нельзя записываться в камнеметатели. Потому что если поймают, а ловят солдаты хорошо, то сначала долго бьют ногами, потом дело заводят, и всю родню заносят в черной список и лишают пропуска на работу в Израиле. У кого пропуск есть, ни в жизнь не согласится, чтобы дети в камнеметатели пошли, а если по дурости согласится, то перед братьями и стариками ответ держать должен, и не поздоровится ему. А если какой мальчишка без спроса камни пошел кидать — убьют. Так что десять долларов зарабатывают только там, где родня в черном списке мыкается.
( дальше )
в продолжение тюремных записок из Мегиддо Варенье, Радостная история в королевстве Хуатянь и Двадцать шекелей