![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
benegenetriivirв продолжение Выпьем мы за землю, что вспоила нас!, Карат и Плывет триера прямо к Германасу
Глузман свой летний отпуск провел в археологической экспедиции. На берегу Азовского моря под Керчью он лопатой снимал слои в раскопе и наполнял ведра грунтом. Полные ведра он относил в камералку. Крым, сухая жара, две маленькие девочки и взрослеющий беспородный песик подсказали Глузману сюжет для малобюджетного кинопроизводства. Четырехстраничная киноповесть "Подружка Купидона" быстро превратилась в расчерченную таблицу режиссерского сценария для одночастного немого полотна. Больше восьмимиллиметровой пленки у оператора Макса не было.
Роль обжоры Глузман писал под кухонного мужика Сергея Павловича. В полдень Сергей Павлович спускался в раскоп поить археологов ведром свежезаваренного зеленого чая. В иные дни после первых глотков работники понимали, что чай заварен не в том ведре. Цитата из киноповести описывает единственную мезансцену с его участием: "Спиной к матерчатому сооружению на земле сидит Сергей Павлович. Он что-то ест большой ложкой из большой миски, покоящейся на его коленях. К нему подходит Алексей и говорит короткую реплику. Титры: «Худеть надо, Сергей Павлович». Сергей Павлович поперхнулся и смущенно отвечает. Титры: «Послушайте, это же интимная вещь...». Сергей Павлович дожевывает, смотрит в миску, вздыхает, кладет ложку в миску, вздыхает, подымает голову вверх. С поднятием головы он подымает освободившуюся руку, и переместившаяся наверх камера являет то, к чему тянулась рука. Над головой человека есть досточка с выведенной углем надписью СВОБОДНО. Досточка покоится вровень с выведеденными на брезенте литерами М и Ж. Рука Сергея Павловича переворачивает досточку. На ее обратной стороне читаем ЗАНЯТО. Сергей Павлович опускает руку, смотрит в миску, вздыхает, берет ложку, зачерпывает едова и медленно жует, стыдясь своей слабости."
Сергей Павлович одобрил сценарий и согласился сниматься в кино. Днем после обеда Макс подготовил камеру к сорокосекундному дублю и уселся поодаль от режиссера, объясняющего начинающему актеру построение его роли. Перед полевым скворечником лежала выклянченная у поварихи полная миска рисовой каши. Замкнутое пространство скворечника образовывали четыре кола, вбитые в каре вокруг очка. На колья был натянут палаточный брезент с литерами М, Ж и предупредительным досточным семафором. Глузман вещал очень простые истины:
— Сережа, твой герой уязвлен и раздавлен. Кто-то прилюдно уличил его в обжорстве и требует немедленно отказаться от приятнейшего чревоугодья. Постарайся не мигать и на выдохе скажи свою реплику. Ты должен вызвать сострадание. Не торопись вернуться к поглощению каши.
Они репетировали с пустой миской. Сергей Павлович был послушен и вторил своими словами, покачивая головой от возмущения:
— Вещь-то действительно интимная... Разве ж можно так унизить человека?.. Послушайте, это очень интимная вещь... Голодному человеку такое сказать!.. Это интимная вещь, и не прикасайтесь к ней...
Сергей Павлович с костерными разводами на чумазом лице, украшенном кавалерийскими усищами, взял боевую стойку, сел спиной к скворечнику и вооружился уже не бутафорской кашей. Глузман крикнул: "Мотор!" Макс включил камеру. Сергей Павлович с прищуром резко согнул могучую шею, втянул запах каши и быстро заработал ложкой. В кадр вошел Алексей и попросил едока уняться. Едок страшно посмотрел на бестактного человека и с кашей во рту истошно заорал обидное про маму Алексея. Не глядя наверх, он поднял свободную руку, перевернул семафор скворечника и вернулся к родной каше.
Режиссер с оператором решили при монтаже не менять задуманные титры. Сразу после явного ругательства зритель должен увидеть строчку «Послушайте, это же интимная вещь...».
Потом трехдневный шторм из Новоросийска изодрал в клочья палатки и скворечник. Макс осматривал свои вещи. На дне дырявого рюкзака среди мокрого тряпья он нашел камеру. По возвращению в Ленинград Макс убедился, что пленка безнадежно загублена водой.
Глузман свой летний отпуск провел в археологической экспедиции. На берегу Азовского моря под Керчью он лопатой снимал слои в раскопе и наполнял ведра грунтом. Полные ведра он относил в камералку. Крым, сухая жара, две маленькие девочки и взрослеющий беспородный песик подсказали Глузману сюжет для малобюджетного кинопроизводства. Четырехстраничная киноповесть "Подружка Купидона" быстро превратилась в расчерченную таблицу режиссерского сценария для одночастного немого полотна. Больше восьмимиллиметровой пленки у оператора Макса не было.
Роль обжоры Глузман писал под кухонного мужика Сергея Павловича. В полдень Сергей Павлович спускался в раскоп поить археологов ведром свежезаваренного зеленого чая. В иные дни после первых глотков работники понимали, что чай заварен не в том ведре. Цитата из киноповести описывает единственную мезансцену с его участием: "Спиной к матерчатому сооружению на земле сидит Сергей Павлович. Он что-то ест большой ложкой из большой миски, покоящейся на его коленях. К нему подходит Алексей и говорит короткую реплику. Титры: «Худеть надо, Сергей Павлович». Сергей Павлович поперхнулся и смущенно отвечает. Титры: «Послушайте, это же интимная вещь...». Сергей Павлович дожевывает, смотрит в миску, вздыхает, кладет ложку в миску, вздыхает, подымает голову вверх. С поднятием головы он подымает освободившуюся руку, и переместившаяся наверх камера являет то, к чему тянулась рука. Над головой человека есть досточка с выведенной углем надписью СВОБОДНО. Досточка покоится вровень с выведеденными на брезенте литерами М и Ж. Рука Сергея Павловича переворачивает досточку. На ее обратной стороне читаем ЗАНЯТО. Сергей Павлович опускает руку, смотрит в миску, вздыхает, берет ложку, зачерпывает едова и медленно жует, стыдясь своей слабости."
Сергей Павлович одобрил сценарий и согласился сниматься в кино. Днем после обеда Макс подготовил камеру к сорокосекундному дублю и уселся поодаль от режиссера, объясняющего начинающему актеру построение его роли. Перед полевым скворечником лежала выклянченная у поварихи полная миска рисовой каши. Замкнутое пространство скворечника образовывали четыре кола, вбитые в каре вокруг очка. На колья был натянут палаточный брезент с литерами М, Ж и предупредительным досточным семафором. Глузман вещал очень простые истины:
— Сережа, твой герой уязвлен и раздавлен. Кто-то прилюдно уличил его в обжорстве и требует немедленно отказаться от приятнейшего чревоугодья. Постарайся не мигать и на выдохе скажи свою реплику. Ты должен вызвать сострадание. Не торопись вернуться к поглощению каши.
Они репетировали с пустой миской. Сергей Павлович был послушен и вторил своими словами, покачивая головой от возмущения:
— Вещь-то действительно интимная... Разве ж можно так унизить человека?.. Послушайте, это очень интимная вещь... Голодному человеку такое сказать!.. Это интимная вещь, и не прикасайтесь к ней...
Сергей Павлович с костерными разводами на чумазом лице, украшенном кавалерийскими усищами, взял боевую стойку, сел спиной к скворечнику и вооружился уже не бутафорской кашей. Глузман крикнул: "Мотор!" Макс включил камеру. Сергей Павлович с прищуром резко согнул могучую шею, втянул запах каши и быстро заработал ложкой. В кадр вошел Алексей и попросил едока уняться. Едок страшно посмотрел на бестактного человека и с кашей во рту истошно заорал обидное про маму Алексея. Не глядя наверх, он поднял свободную руку, перевернул семафор скворечника и вернулся к родной каше.
Режиссер с оператором решили при монтаже не менять задуманные титры. Сразу после явного ругательства зритель должен увидеть строчку «Послушайте, это же интимная вещь...».
Потом трехдневный шторм из Новоросийска изодрал в клочья палатки и скворечник. Макс осматривал свои вещи. На дне дырявого рюкзака среди мокрого тряпья он нашел камеру. По возвращению в Ленинград Макс убедился, что пленка безнадежно загублена водой.
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2010-11-11 06:25 am (UTC)no subject
Date: 2010-11-11 08:06 am (UTC)no subject
Date: 2010-11-11 11:30 am (UTC)no subject
Date: 2010-11-11 11:33 am (UTC)