benegenetriivir | Entries tagged with очереди

Взято отсюда - 12 девушек-участниц Омского форума разделись для того, чтобы осветить социальные проблемы города: очереди в детсадах, экология, вырубка парков и многое другое.

Отпахала день деньской
Три ночные смены
И лежу себе треской
Вроде как полено.

Вдруг дежурная мадам
Крикнула — О, боже! —
И мобилу по рядам
Люд пронёс до ложа.

Плачу, слёзы не тая,
Пачкаясь в помаде,—
Подошла она моя
Очередь в детсаде!

Увольняюсь на корню,
Буду кушать кашу,
И забуду позу ню
С перерывом стажу.

Crossposts: http://benegenetriivir.livejournal.com/453779.html

Как известно, евреи вместе с распродажей России вывозили из нее культурные ценности. И если бы дело не приняло вселенский оборот, никто бы и не заметил. Сначала Хаммер, потом более мелкая рыбешка, и наконец все кому не лень. Сохранились документы, изобличающие евреев по отдельности и кагал в целом. Вглядимся в них, в эти бесценные свидетельства отсутствия каких-либо тормозов у целого народа на пути прибарахлиться и свалить с чужим хабаром.

Это заявление в экспертную группу по вывозу культурных ценностей г. Ленинграда от Такого-то Петра Генаховича, Виза №№№ на постоянное место жительства. В заявлении 5 (пунктов), 2 (две) акварели Ю.Новикова "Исаакий", 2 (две) акварели В.Колбасова "Днепровский переулок" 6 (шесть) чайных ложек серебра позолоченного 875 пробы Таллиннского завода. У сына Петра Генаховича, Скажем так Глузмана были две драгоценные акварели с видом Чернильницы, купленные неизвестно у кого на морозе в 1986 году возле Катеньки рублей за пятьдесят. Глузман не собирался расставаться с картинами, и выискивать их автора тоже не собирался - так появился на свет этот Ю.Новиков. В.Колбасов ныне знаменитейший художник с персональными выставками, а тогда был широко известен только небольшому кругу советских и германских друзей. Вот один из его "Днепровских переулков", представленный в галерее художника, картина продается за 1200 евро. ( дальше )

Current Music: ricky king - exodus
Crossposts: http://benegenetriivir.livejournal.com/448401.html

в продолжение Пара-тройка хороших советов юношеству перед записью в балетоманы

В середине 80-ых ленинградский Пушкинский Театр был нагрузочным... Не то чтобы загруженным и переполненным, билеты на его спектакли продавали в нагрузку к более востребованным. Эту нагрузку можно было сразу в урну выбросить или же убить вечер скучным просмотром. Я был жадным и убивал вечер в нагрузочной Александринке. В зале сидела пара дюжин жадных людей, ярко освещенная александринская сцена давала Софокла. Немного опоздав, к зрителям присоединилась москвичка Руфина Нифонтова, ее Малый Театр как раз в эти дни привез "Холопов" Гнедича. Жадные люди немного успокоились и от Нифонтовой переключились к александринцам. В перерыве задумчивая Нифонтова сосредоточенно переваривала Электру.

Хорошие театралы говорили, что живыми хранителями эталонного петербургского акцента служат актеры Александринки, так же как только в Малом можно наслаждаться чистым московским говором. Люди врать не будут - одареннейшие из провинциалов, Анненков и Кочетков стояли с коренными москвичками Гоголевой и Нифонтовой и резали слух поставленной столичной речью. Хотя бы для одного понимающего зрителя и собрата по цеху эталонного александринцы проговаривали чистую сценическую речь невского разлива и добротно наполняли старинный многоярусный зал - слушай, Руфина Дмитриевна, как мы это делаем.

Это иное действо без товстоноговских, вахтанговских и мхатовских ужимок. Это театр живого слова, когда стоящий неподвижно девяностолетний Анненков покрывал Гололеву и благодарных зрителей великим ревом "Умру у ног твоих!" Люблю Малый, и к сожалению ничего приличного в Александринке припомнить не могу, кроме эталонного петербургского диалекта.

Crossposts: http://benegenetriivir.livejournal.com/415066.html

Не стесняйтесь постыдного среди враждебных человеков гордого звания балетомана. Это они, враждебные человеки, - пидарасы, а не вы! Император Николай Павлович пидорасом не был, и мы не хуже. Королевства падают, декорации ветшают, а балет вечен. Был я молод и любил после экзамена забраться на галерку, где как известно лучше всего смотреть. Билета не было, и первый способ его добычи это встать с утра пораньше и занять очередь в кассы Мариинки. Подобные очереди выстраивались у входа в универмаги, когда еще всё закрыто, и неизвестно будет ли что стоящее. Точно так же на Крюковом Канале за месяц до спектакля в одиннадцать часов утра начинали и тут же заканчивали продавать билеты, когда афиши представлений на следующий месяц еще не вывешивали, и люди в очереди не знали, какой будет спектакль и с какими солистами. Билетов из свободной продажи мало, в очереди стоят одна-две сотни страждущих, выкинуть могут девяносто билетов или двадцать, остальные очередники расходятся несолоно хлебавши. Вот и думай, когда тебе к театральным кассам ехать. Свой индивидуальный подход к выбору нужного часа придет к любому новичку через несколько утомительных неудачных и победных очередей, и без них зеленому юношеству не обойтись.

Второй способ добычи это ( покупка остатков от брони... )

Crossposts: http://benegenetriivir.livejournal.com/402345.html

Глузман абсорбировался в Ашкелоне. Там он познакомился с Изей. Шестидесятилетний Изя в Киеве заведовал складом, а в Ашкелоне при справке о слепоте штурмовал кабинеты государственных служащих, которые раздают жилье нуждающимся. С раннего утра Изя не занимал очередь в канцелярию министерства легкой абсорбции. Хорошенько выспавшись, он каждый день в черных очках пробирался сквозь толпу к нужной двери с тросточкой и тихой просьбой "Слепого пропустите." Потом он терпеливо ждал, заслоняя вывешенный список посетителей. Его окликнул знакомый:

— Изя, помотри в листочке, какой у меня номер.

— Двадцать третий, — ответил Изя и развернулся к смеющимся людям с обиженным воплем, — Я слепой! Слепым квартиры без очереди! — распахнул дверь и вбежал в кабинет, — Дайте слепому квартиру! Прекратите же вы надо мной издеваться!!!

в продолжение Главный энергетик Приозерского райсовета

В бригаде дружинников Фимы Приозерского Глузман дежурил у ворот Голландского посольства. Евреи народ сознательный и поперек очереди не рвались. Несколько тысяч усталых людей терпеливо ждали, когда запустят. Это же не винный отдел. Иные подходят к милицейской будочке, конвертик с вызовом дают Глузману, Глузман с красной повязкой народного дружинника капитану, а капитан в посольский ящик для вызовов опускает.

Явились мхатовцы за голландской визой накануне гастрольной поездки. Этих вне очереди. Важный господин в твидовом пиджаке и красном галстуке представляется:

— Я Народный Артист РСФСР Гомиашвили. Мне израильская виза не нужна. Я к голландцам.

Не здоровается, паспорт показывает и в сторону не глядит. Не здороваешься, бичо, и не надо, проходи — молча кивнул ему Глузман.

Умеют люди достойно уживаться друг с другом, тихо и без лишних слов. Советская власть в лице капитана милиции, еврейская большая алия — Глузман с юденратской повязкой ДНД — и знаменитый артист, у которого через два года все деньги сгорят как будто и не было.

Из-за кукурузной авантюры в Ленинграде были перебои с обычным хлебом, и послеблокадный город этого не понял. Ночью к вывеске хлебного магазина, что возле Ленфильма, приколотили ржавым гвоздем черствую кукурузную буханку. Толстиков позвонил Хрущеву и обрисовал картину. Хрущев приехал на Кировский завод, оправдывался и зачитывал сроки поставок.

От двух рабочих порознь маленький Глузман слышал, как они взобрались на дерево и всё запомнили. Толстиков стоял возле Хрущева и молчал. Никита Сергеевич отчитался, а затем спросил — какие будут пожелания?

Первый свидетель говорил, что что-то крикнул: "Пусть водка дешевле станет." И Толстиков пригрозил кулаком рабочему собранию. Второй свидетель божился, что это он кричал про водку. Мужичонка он был невысокий, юркий и любил у мамы Глузмана протирочные тряпки клянчить. Мама Глузмана тряпками в спирту протирала контакты на заводской АТС, а что останется на ветоши, Павел себе забирал.

Не умел с рабочим классом Толстиков общий язык находить. Не любили его в городе. Вечерком отец Глузмана пришел в магазин на Петроградской купить колбасы и молока. Входит Косыгин, видит очень худого мужчину, отца, и спрашивает:

— Ну, как, товарищ, с продуктами?

— Неплохо, Алексей Николаевич, — сказал отец, — Раньше не каждый день докторскую завозили, а теперь каждый день завозят.

Косыгин пожал руку отцу и побрел бальше. Охранники Косыгина потеряли к отцу всякий интерес, а на докторскую и не взлянули. Мимо отца в очереди прошел Толстиков и неодобрительно, очень даже зло посмотрел на бывшего блокадного дистрофика. Отец громко послал Толстикова куда следует, купил еду и вернулся домой радостный и веселый, потому что с Косыгиным пообщался. А Толстиков проглотил обиду, потом уступил должность Романову и улетел в Китай послом работать.

Когда Глузман служил в батальоне охраны хевронской комендатуры, то стоял он на тумбочке у электронных ворот для арабов, желающих войти в здание гражданской администрации, поторговаться с налоговым ведомством или уладить дела при получении въездных документов в Израиль. В одной длинной очереди с раннего утра толпились одетые с иголочки молчаливые господа и разговорчивые люди попроще. Эти последние напирали вперед. Но всю очередь роднило нежелание говорить с охранником на иврите. Арабы вспоминали что-то из английского, охранник выкрикивал оккупационный арабский. Очередь продвигалась.

Хочешь пройти через электронные ворота, выложи из карманов звенящие на металл вещи. Звенит — сними пояс с железной пряжкой. И только неряшливо одетым людям охранник велит снимать обувь, если пояс звенит. Одетых с иголочки господ с ролексами на запястьях охранник проверяет ручным металоискателем.

Иногда Глузман дежурил на электронных воротах в паре с Алоном. Парень богатырского телосложения ходил зимой с закатанными рукавами и с нунчаками на поясе. Новичок в полку, Алон сразу же попал в сообщество потенциальных застройщиков. Эти странные люди на любом привале не торопились упасть на каменистую землю и вытянуть усталые ноги. Потенциальные застройщики упирали руки в бока, задирали головы повыше, внимательно осматривались по сторонам и указывали пальцем на склон какой-нибудь сопки:

— Вот здесь я бы построил квартал из тридцати шести домов.

Все они были парнями без специальности и большую часть года сидели на безработице. В Хевроне Алон приставил ладонь козырьком ко лбу, долго вглядывался в соты арабских домиков вокруг комендатуры, обернулся к товарищам и сказал:

— Вот там за Осью Мира к монастырю надо пустить шесть бульдозеров и снести все постройки. Расчистим место и заложим новый еврейский район.

Алон был патологическим трусом, ( дальше )

В ночь на 10 июля 1990 года одним из утренних ленинградских поездов Глузман приехал в столицу за израильской визой и оправился на Большую Ордынку. У посольского входа стояла, сидела и лежала многотысячная толпа будущих репатриантов. Глузман записался в очередь восьмитысячным с копейками. Через недельку его впустят. Очень не хотелось провести эту недельку на Большой Ордынке. Глузман выяснил у бригадира очереди, когда по обычаю проводят ежедневную пересменку с новой бригадой, быстро разыскал инициативную группу Фимы Приозерского и заполнил его десятку.

— Пост сдал — пост принял, — этим напутствием Фима Приозерский обменялся с отдежурившим бригадиром около будки разводящего капитана милиции, получил десять красных нарукавных повязок дружинников и представил капитану свою команду для краткого инструктажа. Сдавшие пост еврейские дружинники первыми вошли в открывающееся посольство мимо заступившего на вахту Глузмана.

Милиция скучала. ( дальше )